Я не очень верю актерам –
G E
У них слишком уж много лиц,
Am F
Все у них изменяется скоро,
G E
Не живешь, а играешь блиц.
F
У меня есть ручная птица,
G
Она очень хрипло поет,
F
Что с того, что она мне снится?
E
Но зато никогда не врет!
У меня есть койот и ворон,
У тебя – атональный джаз,
Я стихов рассыпаю споры
И взойдут ли они – Бог даст.
И над плотию умерщвлённой
Подлетает душа, как флаг.
Этот мир был такой зеленый
До тех пор, пока не ослаб.
В этом городе нервных танцев
Слишком мало солнечных дней,
Я хотела бы в нем остаться,
Но уйти оказалось верней,
Чтобы боль вытекала горлом,
Лишь сверкнет Петропавловский шпиль,
И в жаровне тоски упорной
Отливался высокий штиль.
Я сейчас – демиург, мессия,
Я – алхимик, шаман, поэт.
По законам драматургии
Скоро должен начаться сюжет.
Я пишу эту злую сказку,
Не надеясь на хэппи-энд,
Своевольны роли и маски,
Но вступил в увертюру бэнд.
Я не очень верю актерам
Если это имеет смысл,
Кто на тонкой струне минора
Повисает, как альпинист,
Кто все время у края сцены,
Разделяющего тьму и свет,
Кто смертельную платит цену,
Созидая то, чего нет.
Его звали, скажем, Антоном,
Он, конечно, был маг и актер,
По средневековым законам
Ему мог бы светить костер.
Он умел вызывать затменья,
Смех и ветер, слезы и дождь,
Хоть он делал это на сцене –
Инквизицию не проведешь.
Каждый день (выходной – понедельник)
Он играл сердцами людей.
Он во всех амплуа был гений:
Комик, трагик, простак, злодей,
Плут, игрок, что печатью мечен,
Инженю, резонер, слуга,
Но актер – не богова свечка
И не чертова кочерга!
Его паства – толпа у кассы,
Его храм – галерка, вертеп,
Он за клоуна и гимнаста,
Его жесты – вино и хлеб.
В балагане толпа людская –
Так изволь получить паёк
Тем, что в рай таких не пускают,
Даже с краю, только в раёк.
Ты встаешь на свои колена
И глядишь, не совсем дыша,
Как шевелятся доски сцены
Потому, что в них есть душа.
То король, то бродяга, то есть
Каждый раз всё новая роль.
Лицедействуешь – так на совесть
Открывать свое сердце изволь!
Что получишь в ответ по праву?
То любовь, то лишь медный грош,
То овации, крики “браво!”,
То из ложи швыряют нож.
И любовь чрезмерна, и плети,
Зацепило – не гнись, держись,
Ты уже променял всё на свете
На дурманящий запах кулис.
Вот тогда и беда поверит,
Что, как ангел, ты неуязвим,
Ну а может – как Том и Джерри,
Или просто – как клоун и мим.
За свой дар игры невозбранной
Ты и быть, и не быть готов.
Бог хранит дураков и пьяных,
А еще – бережет шутов.
Am B
Эта ласка и эта таска –
Am B
Маска тьмы, пустоты костюм,
Am B
Тонкой пленкой цветной раскраски
D# Am
Слепит глазки, морочит ум.
D# Am
Слепит глаз и морочит ум.
И когда с пропоротым сердцем
Наш герой приходит домой,
Там пьянчуги лезут погреться,
Проститутки кричат “ты мой!”.
На его истекающий голос
Собираются упыри,
Он идет, излучая веселость,
Что с того, что дыра внутри?
Что с того, что внутри колодец,
Коридор извилистых строф?
Он внутри и снаружи, то есть
Он раздвоен между миров.
Он идет, запинаясь о звезды,
И под кожей не кровь – вода,
Я не очень верю тверёзым,
Но и пьяным – совсем не всегда.
Вечер, зал – и он снова новый,
Искрометен, жив и игрив,
Снова зритель глядит, зачарован,
Как он сказки плетет мотив.
Среди тех, кто забыл о вздохе,
Я – та девочка в первом ряду,
Я не в городе, не в эпохе –
Вслед за ним без оглядки иду!
Я ребенок в смешном балагане,
В сказке под названием “жизнь”.
Я дрожу перед злыми врагами
И в восторге от криков “бис!”.
Белый грим Пьеро с Арлекином
И сердечко в груди тук-тук,
Я уже почти Коломбина,
Я забыла, что это глюк!
Покатайся в аттракционе,
В притяжении этих мук,
На машинке или в вагоне,
Меж столицами и вокруг.
Там веселые шутки-пляски
И в финале оркестр трам-парам,
Я не очень верю паяцам,
Лицедеям и джокерам.
Мой койот и ворон хохочут,
Говорят мне – окстись, это сон!
Только сердце проснуться не хочет,
Как у всех, кто бывал влюблен.
Я люблю сияющий морок
И пьянящий мотив и стих,
Я не верю поэтам-актерам,
Хоть при этом одна из них.
В нашей сказке прекрасной, дурацкой,
Каждый – пленник, король, слуга.
А реальность без декораций
Устрашает, так как нага.
Аплодируют простолюдины –
И ты знаешь, на что идешь,
Заглянув за кулисы картины
Никогда уже не уснешь.
Мы – актеры, танцоры, поэты –
Постоянно живем на ноже.
Инквизиция – это не где-то,
Это то, что случилось уже.
Так не вздрогни, когда из ножен
Кто-то в зале вынул клинок,
Улыбнись всей открытой кожей –
Эта боль лишь сбивает с ног!
Эта ласка и эта таска –
Маска тьмы, пустоты костюм,
Тонкой пленкой цветной раскраски
Слепит глазки, морочит ум,
Слепит глаз и морочит ум.
