Dm F Am G
В телефонные будки послания прописью –
В нашем ли возрасте? С нашей ли гордостью?
Учиться ли заново, разжиться ли крыльями?
Где же мы были-то раньше…
Я тебя вывожу акварелью на зеркале,
Сонными веками, новыми буквами.
Сидеть, наслаждаться сердечными муками? –
Что дальше будет-то?
И больше некого любить, и только солнечные зайчики в ладонях –
Абсолютная свобода бывает очень страшной.
А я пытаюсь не бояться коридоров в этом доме –
Добрый Боже никого не убивает дважды.
В этом городе небо продырявлено крышами,
Оно не услышит нас. Вот были бы выше мы!
Закончились кадры финальными титрами
И горькими литрами осень.
Оставаться теперь нерастраченной нежностью,
Чьей-то погрешностью, красивой ненужностью.
Я знаю, все сказки когда-нибудь рушатся,
Но ты улыбайся там.
И больше некого любить, и только солнечные зайчики в ладонях –
Абсолютная свобода бывает очень страшной.
А я пытаюсь не бояться коридоров в этом доме –
Добрый Боже никого не убивает дважды.
В телефонные будки послания прописью –
В нашем ли возрасте? С нашей ли гордостью?
Учиться ли заново, разжиться ли крыльями?
Где же мы были-то раньше…
Я тебя вывожу акварелью на зеркале,
Сонными веками, новыми буквами.
Сидеть, наслаждаться сердечными муками? –
Что дальше будет-то?
И больше некого любить, и только солнечные зайчики в ладонях –
Абсолютная свобода бывает очень страшной.
А я пытаюсь не бояться коридоров в этом доме –
Добрый Боже никого не убивает дважды.
В этом городе небо продырявлено крышами,
Оно не услышит нас. Вот были бы выше мы!
Закончились кадры финальными титрами
И горькими литрами осень.
Оставаться теперь нерастраченной нежностью,
Чьей-то погрешностью, красивой ненужностью.
Я знаю, все сказки когда-нибудь рушатся,
Но ты улыбайся там.
И больше некого любить, и только солнечные зайчики в ладонях –
Абсолютная свобода бывает очень страшной.
А я пытаюсь не бояться коридоров в этом доме –
Добрый Боже никого не убивает дважды.
