D#m B G#m D#m
Как лежу я молодец под Сарынь-горою,
А ногами резвыми – у Усы-реки.
Придавили груди мне крышкой гробовою,
Заковали рученьки медные замки.
Каждой черной полночью приползают змеи,
Припадают к векам мне и сосут до дня…
А и землю-матушку я просить не смею,
Отогнать змеёнышей и принять меня.
Как лежу я молодец под Сарынь-горою,
А ногами резвыми – у Усы-реки.
Придавили груди мне крышкой гробовою,
Заковали рученьки медные замки.
Каждой черной полночью приползают змеи,
Припадают к векам мне и сосут до дня…
А и землю-матушку я просить не смею,
Отогнать змеёнышей и принять меня.
Лишь тогда, как исстари от Москвы Престольной
До степного Яика грянет мой Ясак.
Поднимусь я, старище, вольный иль невольный,
Да пойду по водам я, матерый казак.
Две змеи заклятые к векам присосутся
И за мной потянутся черной полосой.
По горам, над реками города займутся,
И година лютая будет мне сестрой.
Пронесут знамения красными столпами,
По земле протянется огненная верфь.
И придут Алаписы с песьими главами,
И в полях младенчики поползут, как червь.
Задымятся кровию все леса и реки,
На проклятых торжищах сотворится блуд.
Мне тогда змеёныши приподнимут веки
И узнают Разина, и начнется суд
Как лежу я молодец под Сарынь-горою,
А ногами резвыми – у Усы-реки.
Придавили груди мне крышкой гробовою,
Заковали рученьки медные замки.