G C
Привольны исполинские масштабы нашей области –
G
У нас – четыре Франции, семь Бельгий и Тибет.
У нас есть место подвигу. У нас есть место доблести.
Лишь лодырю с беэдельником у нас тут места нет.
А так – какие новости? Тем более, сенсации…
С террором и вулканами эдесь все наоборот.
Прополка, культивация, мели-мели-мели – орация,
Конечно, демонстрации. Хотя – два раза в год.
И все же доложу я вам беэ преувеличения,
Как подчеркнул в докладе сам товарищ ??нов,
Событием приниципиального значения
Стал пятый слет-симпозиум районных городов.
Президиум украшен был солидными райцентрами –
Сморкаль, Дубинка, Грязовец и Верхний Самосер.
Эх, сумма показателей с высокими процентами!
Уверенные лидеры. Опора и пример.
Тянулись Стельки, Чагода… Поселок в ногу с городом.
Угрюм, Бубли, Кургуэово, потом Семипердов.
Чесалась Усть-Тимоница. Залупинск гладил бороду.
Ну, в общем, много было древних, всем известных городов.
Корма – эабота общая. Доклад – эадача длинная.
Удои с дисциплиною, корма и вновь корма.
Пошла чесать губерния. Эх, мать моя целинная!
Как вдруг – конвертик с буквами нерусского письма.
Президиум шушукался. Сложилась точка зрения:
– Депеша эта с Запада. Тут бдительность нужна.
Вот, в Тимонице построен институт слюноварения.
Она – товарищ грамотный и в аглицком сильна…
– С поклоном обращается к вам тетушка Ойропа.
И опосля собрания эовет на эавтрак к ней…
– Товарищи, спокойнее! Прошу отставить ропот!
Никто иэ нас не ужинал – у нас дела важней.
Ответим с дипломатией. Мол, очень благодарные,
Мол, ценим и так далее, но, так скаэать, "зер гут!"
Такие в нашей области дела идут ударные,
Что даже в виде исключения не вырвать пять минут.
И вновь пошли нацеливать на новые свершения.
Была повестка муторной, как овсяной кисель.
Вдруг телеграмма: – Бью челом! Примите приглашение!
Давайте пообедаем. Для вас накрыт Брюссель.
Повисло напряженное, гнетущее молчание.
В такой момент – не рыпайся, а лучше – не дыши!
И вдруг оно прорезалось – голодное-то урчание
В слепой кишке у маленького города Шиши.
Бедняга сам сконфузился! В лопатки дует холодом.
А между тем урчание все громче и сочней.
– Поэор ему – приспешнику предательского голода!
Никто иэ нас не завтракал! У нас дела важней!
– Товарищи, спокойнее! Ответим с дипломатией.
Но ярость благородная вскипала, как волна.
– Ну вашу дипломатию в упор к отцу и матери! –
Кричала с места станция Октябрьская Весна.
– Ответим по-рабочему. Чего там церемониться.
Мол, на корню видали мы буржуйские харчи! –
Так эаявила грамотный товарищ Усть-Тимоница,
И хором поддержали ее Малые Прыщи.
Трибуну отодвинули. И распалили прения.
Хлебали предложения как болтанку с пирогом.
Объявлен был упадочным процесс пищеварения,
А сам Шиши – матерым, подсознательным врагом.
– Пущай он, гад, подавится Иудиными корками!
Чужой жратвы не надобно. Пусть нет – эато своя!
Кто хочет много сахару – тому дорога к Горькому!
А тем, кто с аппетитами – положена статья…
И населенный пункт 37-го километра
Шептал соседу радостно: – К стене его! К стене!
Он – опытный и искренний поклонник
стиля "ретро",
Давно привыкший истину искать в чужой вине.
И диссидент Шиши горел красивым синим пламенем.
– Ату его, вредителя! Руби его сплеча!
И был он цвета одного с переходящим знаменем,
Когда ему товарищи слепили строгача.
А, вообщем-то, одна семья – единая, здоровая.
Эх, удаль конармейская ворочает столы.
Президиум – "Столичную", а первый ряд – "Зубровую",
А эадние – чем Бог послал, иэ репы и свеклы.
Потом по пьяной лавочке пошли по главной улице.
Ругались, пели, плакали и скрылись в черной мгле.
В Мадриде стыли соусы.
В Париже сдохли устрицы.
И беэнадежно таяло в Брюсселе крем-брюле.
